В начале 60 –х годов двадцатого столетия, когда мне было лет 5 или 6, к моей бабушке, Маньшиной Агриппине Тарасовне, приехала необычная гостья – монахиня Иннокентия. Помню, она поразила меня, — девчонку советской поры, — своей одеждой: вся в черном с ног до головы, в темных очках, и на голове необычный головной убор, — такого я раньше ни у кого не видела. Это были одновременно и накидка, и платок. В руке, у незнакомой для меня тети, был удивительный бамбуковый посох. Она что-то ласково у меня спросила, кажется, она угостила меня то ли яблоком, то ли карамелькой, и я отметила, что, несмотря на такое строгое на вид лицо и темную одежду, незнакомка оказалась очень доброй. Она погостила у бабушки совсем немного, и когда уехала, мне было сказано, что это наша родственница монахиня Иннокентия, и живет она с еще двумя монахинями в селе Степановка Боровского района. Уже позже мне рассказала моя мама, что матушка была монахиней Иверского монастыря, который находился в районе нынешнего корейского поселка в черте города Костаная. Когда монастырь закрыли, сестры вынуждены были расходиться кто куда, причем уходили и поодиночке и малыми группами. Вот и наша матушка с еще двумя сестрами перебрались в село Степановка.

Остались яркие воспоминания от поездки в это село. Видимо, мама моя навещала матушек в этом отдаленном от города селе и вот однажды и меня взяла с собой. Запомнилась маленькая избушка, возможно это была земляночка, толи одна, толи две комнаты, много — много икон, горящие лампады, полумрак и самотканые дорожки-половички, удивительная чистота и маленький сундучок, на который мне было предложено прилечь (путь был утомительный и мы приехали уже ночью).Этот сундучок сопровождал матушку всю ее жизнь и скорее всего там было собрано все ее «монашеское богатство». Долгое время матушки жили втроем: монахиня Евпраксия, монахиня София и монахиня Иннокентия. Известно, что они много трудились, так как самостоятельно себя обслуживали, питались со своего небольшого огородика и много молились, соблюдая монашеское правило. Бабушка рассказывала, что на большие религиозные праздники, чтобы попасть в храм, матушки пешком преодолевали расстояние либо до города Кустаная, либо до села Боровское.

Моя мама, Неделина (Маньшина) Мария Васильевна, в начале 60-х, молодая женщина, очень любила сопровождать матушку, которая приезжала к родным в поселок Затобольск, в город Кустанай, в Константино – Еленинский храм. Она рассказывала, что когда они вдвоем входили в автобус, все обращали внимание на матушку: она, ни на кого не глядя, в своем строгом одеянии, с посохом, в темных очках проходила на сиденье, осеняла себя крестным знамением и, опустив голову, молча сидела до конца поездки. В те времена, увидеть монаха или монахиню, которые открыто носили облачение или осеняли себя крестом, было почти невозможно.

О матушке Евпраксии известно, что она просидела 10 лет в тюрьме, а вот монахиня София была очень кроткой по натуре, тихой и искусной художницей: она украшала киоты икон и писала удивительные картинки маслом на ткани. Где–то к середине 60-х годов не стало монахини Евпраксии, а потом ушла из жизни и монахиня София, и матушка Иннокентия еще какое–то время жила одна. К началу 70 –х годов, когда монахине Иннокентии было или около 100 лет или уже 100 лет, ее перевезли в поселок Затобольск к моей родной тете, Маньшиной Анне Васильевне. Мне уже было лет 13 -14, и я, прибегая к тете Ане, всегда видела в маленькой комнатке (ее называли кельей) матушку Иннокентию, сидящую на маленькой скамеечке и читающую большую толстую книгу (я думаю, скорее всего это была Псалтирь). В таком преклонном возрасте она целыми днями молилась и редко, очень редко, выходила из своей комнаты. О нашей матушке узнал батюшка Николай из села Боровское. Он несколько раз приезжал к нам, беседовал с монахиней и говорил, что место матушки при храме, поэтому он и забрал ее жить при церкви Космо и Дамиана в поселке Боровской. Матушка с радостью согласилась на этот переезд, собрала все свои книги и вещи в свой сундучок и отправилась в свое последнее земное путешествие к храму. В 1978 году трагически оборвалась жизнь нашего любимого батюшки. Не он хоронил уже престарелую матушку, а ей пришлось еще помолиться за отца Николая. Она так горевала о нем, плакала и через год с небольшим, 27 декабря 1979 года монахиня Иннокентия скончалась. В то время матушке было свыше 110 лет.
В нашей семье часто вспоминали историю ухода будущей матушки в монастырь. А история такова. В миру матушка была Устиния, и родилась она в небогатой, но трудолюбивой семье. И девочка росла труженицей: уже в 4 года она умела прясть пряжу, причем рассказывали, что у нее получалось это очень ловко, нить вытягивала ровно и довольно быстро, конечно, научилась и рано вязать. И вот когда она стала девушкой, причем все говорили , что она была очень красивой, приглянулась она одному парню из довольно состоятельной семьи (по словам бабушки, семья имела мельницу и была, конечно, зажиточной по тем временам). Парень предложил жениться, но его семья была против такого неравного брака. Тогда он предложил Устинье  «жениться убегом», т.е. обвенчаться тайно, на что девушка ответила: «Не хочу быть навяленной кошелкой твоей семье». Родители парня быстро нашли богатую невесту и наметили день свадьбы. Вот тогда Устинья приняла решение уйти в монастырь и стала день и ночь молиться Богу, чтобы Господь утешил ее и помог ей справиться с волнением, когда увидит она свадебный кортеж на сельской улице. И вот, по словам матушки, Бог послал ей удивительные силы: когда по улице промчалась свадебная тройка с бывшим женихом, ее сердце было спокойно, и она равнодушно посмотрела вслед. Уже в глубокой старости, когда матушка Иннокентия встретилась с отцом Николаем из села Боровское, и он забрал ее жить при храме, она рассказала ему свою историю, на что батюшка сказал: «Только Господь привел тебя в монастырь, пусть даже и через такие испытания».

(112)